Оригинал взят у
Когда я впервые увидел её, ей было лет четырнадцать. Она была настоящей француженкой : неуловимый шарм , дерзко вздернутый носик , густые пепельно-русые волосы уложены с продуманной небрежностью. Она подводила глаза и крала у матери духи. Она любила напевать пошлые эстрадные песенки, закатывая при этом глаза. Модную бордовую шляпку, украшенную маргаритками , она носила несколько набок, что придавало ей залихватский вид. Я любил её безмерно . Её мать в то время устраивала собственную жизнь и не утруждала себя воспитанием девочки. Она даже не удосужилась дать ей какое-нибудь имя, и вся деревня звала её попросту Шапочкой . И поэтому каждый четверг моя русоволосая любовь бесстрашно цокала каблучками через весь лес, направляясь в гости к этой старой ведьме, мадам Брюи , которая по негласному уговору считалась её бабушкой. Бедной девочке просто не к кому было больше идти.
Господа, я не растлитель малолетних. Сколько их, белокурых и темноволосых , пушистых , загорелых , ясноглазых собирало в моём лесу грибы и ягоды. Сколько юных пастушек гнали гусей мимо моего логова! Я цивилизованный волк и ни при каких обстоятельствах не обидел бы ребенка. Но как билось моё бедное сердце, когда я слышал на тропинке шаги Красной Шапочки, "enfant charmante et fourbe " - глаза с поволокой , яркие губы, десять лет каторги, если покажешь ей, что смотришь на неё. По ночам я мечтал о далекой холодной России, где девушек с детства приучают к мысли , что любой из нас может ухватить свою избранницу за бочок и унести куда ему вздумается. А здесь...вздумай я признаться в своей любви, она только посмеялась бы надо мной. Я серый, густопсовый...Куш, бедный зверь, куш!
Я хранил , как драгоценность, дешевенькую безвкусную заколочку , оброненную ею. Я следил , чтобы её никто не обидел. Терпел это облако духов и нестерпимо вульгарную манеру нести корзинку тремя пальцами, оттопыривая при этом мизинец. Все же я любил её, господа.
И вот однажды мы встретились на тропинке нос к носу. Она вызывающе смотрела на меня, переступая с ноги на ногу и раскачивая свою корзинку. Я так растерялся, что долго стоял, не зная, что ей сказать.Наконец выдавил из себя глупейшую фразу:
- Красная Шапочка, что у тебя в корзинке?- хотя прекрасно видел, что она несет этой старой бандерше , мадам Брюи , круассаны и бутылку шампанского.
- Я несу пирожки своей бабушке,- улыбнулась Красная Шапочка.- Но совсем не тороплюсь..
Милостивые государыни, чуткие госпожи присяжные: я даже не был её первым любовником!
Господа, я не растлитель малолетних. Сколько их, белокурых и темноволосых , пушистых , загорелых , ясноглазых собирало в моём лесу грибы и ягоды. Сколько юных пастушек гнали гусей мимо моего логова! Я цивилизованный волк и ни при каких обстоятельствах не обидел бы ребенка. Но как билось моё бедное сердце, когда я слышал на тропинке шаги Красной Шапочки, "enfant charmante et fourbe " - глаза с поволокой , яркие губы, десять лет каторги, если покажешь ей, что смотришь на неё. По ночам я мечтал о далекой холодной России, где девушек с детства приучают к мысли , что любой из нас может ухватить свою избранницу за бочок и унести куда ему вздумается. А здесь...вздумай я признаться в своей любви, она только посмеялась бы надо мной. Я серый, густопсовый...Куш, бедный зверь, куш!
Я хранил , как драгоценность, дешевенькую безвкусную заколочку , оброненную ею. Я следил , чтобы её никто не обидел. Терпел это облако духов и нестерпимо вульгарную манеру нести корзинку тремя пальцами, оттопыривая при этом мизинец. Все же я любил её, господа.
И вот однажды мы встретились на тропинке нос к носу. Она вызывающе смотрела на меня, переступая с ноги на ногу и раскачивая свою корзинку. Я так растерялся, что долго стоял, не зная, что ей сказать.Наконец выдавил из себя глупейшую фразу:
- Красная Шапочка, что у тебя в корзинке?- хотя прекрасно видел, что она несет этой старой бандерше , мадам Брюи , круассаны и бутылку шампанского.
- Я несу пирожки своей бабушке,- улыбнулась Красная Шапочка.- Но совсем не тороплюсь..
Милостивые государыни, чуткие госпожи присяжные: я даже не был её первым любовником!